Фото Станислава Белоглазова
В июле 2016 года детский разновозрастный отряд "Каравелла", созданный писателем Владиславом Крапивиным, отмечает свое 55-летие. Все началось летом 1961 года, когда молодой выпускник журфака собрал на чердаке на окраине Свердловска нескольких знакомых ребят и просто так, по зову сердца начал заниматься с ними - водить в походы, строить яхты, учить писать заметки, фехтовать, снимать фильмы. Спустя годы отряд "Каравелла" стал самым известным в стране детским объединением - свободным от официальной пионерской идеологии, но одним из девизов которого стало мушкетерское "Один за всех и все за одного".
Власти то поддерживали, то запрещали "Каравеллу", отряд прошел через самые сложные испытания, но выстоял. Спустя десятилетия к самому Крапивину, написавшему более 100 только больших произведений - детских повестей и романов - уже привычно приклеился ярлык "живого классика". Ведь его книги продолжают издаваться и переиздаваться, рассказы и повести включены в обязательную школьную программу, его именем называют библиотеки и литературные фестивали. О том, как все начиналось, о пути, который прошел отряд за свою 55-летнюю историю и о своем видении сегодняшней ситуации в детской литературе в интервью агентству "Интерфакс-Урал" рассказал командор "Каравеллы", детский писатель Владислав Крапивин.
- Буквально на днях я общался с одним человеком, уже совсем взрослым, лет 45-50 и в разговоре упомянул "Каравеллу". А он очень удивился и спросил: "А разве она еще существует? Я же еще в детстве про нее слышал и читал книги Крапивина". И после этого разговора уже я подумал, что действительно это какая-то фантастика - мой недавний собеседник еще даже не родился, а отряд "Каравелла" уже был. И такое количество поколений детей прошло через него - внуки первых барабанщиков уже берут в руки палочки. А Вы сами как к этой дате - 55 лет - относитесь?
- Сейчас я уже спокойно отношусь. Когда 50 лет было - тогда да, рождалось что-то внутри, это ошеломляло. А сейчас, когда уже пошла вторая половина века жизни отряда - как-то спокойнее воспринимается. Просто думаю о том, сколько было всего! Столько запомнилось, столько написано...
- Владислав Петрович, что Вас, выпускника журфака, молодого парня, вдруг потянуло к работе с детьми? Вместо того, чтобы в походы со сверстниками ходить, работать, делать карьеру, по девочкам ходить, в конце концов...
- А я ходил! (смеется) Одно другому не мешало. А в своей мотивации - как я могу в этом разобраться? Наверное, педагогические корни сказались - родители были педагогами. С детства любил возиться с ребятами младшими, мне это было интересно. А еще хотелось писать книжки. И уже тогда я понимал простую вещь - чтобы писать о чем-то, надо это знать. А что я мог знать кроме собственного детства, собственных школьных лет? Вот я и начал писать сначала об этом.
- Каким был отряд в самом начале, в 1961 году?
- Совсем небольшой - человек двенадцать - пятнадцать...
- Ну да, на чердак, где отряд начинался, больше пятнадцати, наверное, и не входило.
- Да, но собирались не только там - на лужайке в близлежащем лесу, потом просочились в красный уголок домоуправления - стали нас туда пускать. Дети занимаются, с ними молодой журналист - вроде бы плюс. Они же не знали, какого негодяя пригрели (смеется).
- Когда поняли, что это уже - отряд, что все серьезно?
- Постепенно это понимание пришло. Это случилось, когда вдруг осознал, что уйти и бросить ребят уже нельзя - это будет дезертирством. Они уже привыкли ко мне, я - к ним. А в 1965 году отряд уже оформился официально - мы стали корреспондентским отрядом журнала "Пионер" и по его просьбе готовили материалы. Это уже была работа.
- Этот набор - парусный спорт, фехтование, журналистика, киностудия - как появлялся, откуда выкристаллизовывался?
- Ничего сразу не выкристаллизовывалось. Все направления появлялись постепенно. Суда стали появляться, например, только к семидесятым годам. Мне это было интересно самому - что-то разработать, своими руками построить, сходить в поход. Сил тогда хватало - это не то что сейчас, еле ноги таскаю. Да и детство во мне еще бурлило.
- В истории отряда было много всяких периодов, в том числе тяжелых и сложных. В семидесятые-восьмидесятые его не принимала официальная педагогика, многократно пытались запрещать, закрывать.. В девяностые, когда развалился Советский Союз, практически все детские организации тоже исчезли. Отряд пережил и несколько тяжелых внутренних кризисов, в том числе и в период когда Вы уходили от оперативного управления "Каравеллой". Но отряд все это преодолел, выстоял. Как Вам кажется, благодаря чему это стало возможно, что же является его внутренним стержнем?
- Есть у меня книга "Рыжее знамя упрямства". Так вот, упрямство и держало, да и держит его до сих пор. Самый крепкий стержень. Когда вокруг что-то разрушалось, мы стояли, доказывая, что у нас есть свои принципы. А за принципы надо воевать.
- Никогда не жалели о своем упрямстве?
- А куда бы я девался без него? Я бы ни одной книжки не написал.
- Отряд разгоняли столько раз...
- Ну, разгоняли. Ну, объявили мы о роспуске. А через неделю собрались. Ребята приходили сами, не хотели разгоняться. Уже было чувство единства, ответственности друг перед другом, ощущение единой "Каравеллы". Как ни разгоняй, все равно все вместе. Так что нас разгоняли, а мы шли в поход или строили очередную яхту. Это и есть упрямство.
- В начале девяностых годов вы решили оставить пост Командора и уйти из отряда. Почему? Сил же еще было много...
- Во-первых, тут вы не совсем правы - сил уже тогда оставалось очень немного. А во-вторых, я не скажу, что ушел, резко хлопнув дверью. Это был длительный процесс: кого-то я пробовал оставлять вместо себя, кому-то подсказывал, помогал, делегировал обязанности... И меня замещали все больше, больше. Я понимал, что придет рано или поздно время, когда придется уступать мой пост. И готовил смену себе.
- Сейчас строй "Каравеллы" - 150 человек, такого количества детей, яхт никогда не было. И с каждым годом отряд все больше и больше. Как вы нынешнюю "Каравеллу" оцениваете?
- Отряд уже развивается помимо меня. Я уже - как позолоченный бюст в углу знаменной комнаты. Я всегда говорю - ребята, надо поменьше заниматься парадной деятельностью и побольше изучать морское дело, навигацию. Чтобы не устраивать у меня под окнами такие сцены! (Имеется в виду инцидент, который произошел накануне интервью, когда во время гонок одна из яхт "Каравеллы" перевернулась, зацепилась мачтой за дно. Окна Владислава Крапивина выходят на Верх-Исетский пруд, где базируется флотилия "Каравеллы" - прим. ред.)
- Да ладно, они всегда были!
- Были! Но я никогда этому не радовался. Это разгильдяйство.
- Часто наблюдаете с балкона за происходящим?
- Довольно часто. Моя стихия - паруса. Тем более, многие из этих яхт строил сам.
- А любимая яхта - какая?
- Любимая яхта - самая первая - "Экватор". Ее первой спустили на воду, и первый блин не оказался комом. До сих пор ходит.
- В нынешней "Каравелле" у инструкторов - моторки, катера, безопасность на самом высоком уровне. У вас ничего этого сначала не было, и при этом столько детей на воде... Вы не боялись?
- Конечно, боялся. Каждый день. Страх за них - это было неуходящее чувство. Все что угодно могло случиться и на суше, и на воде. Но Бог миловал.
- Лет десять назад на встрече в "Каравелле" на вопрос не жалеете ли, что создали отряд, Вы ответили: "Если бы знал, во что все это выльется, не стал бы даже начинать". Сейчас такие же чувства?
- Сейчас я бы сказал еще категоричнее. Разве я бы стал ввязываться, надевать на себя такой хомут? Я не ожидал, сколько всего это за собой потянет - сколько трудностей, нервотрепки. Сколько войны, вражды - все же усматривали в том, что я делаю, какой-то злой умысел, попытку противостояния властям - Крапивин воспитывает детей не так, учит их не тому... Официальная педагогика не терпит конкуренции. Все, что не совпадало с официальными постулатами - враг советской педагогики.
И еще, конечно, с этим чувством постоянной ответственности за детей связаны мои слова, что знал бы - не создавал отряд. Когда отвечаешь за каждого, за его жизнь, за судьбу - очень тяжело.
- Ваши главные дела в жизни - отряд и писательство - все получилось, все свершилось. И, наверное, даже так, как Вы и не ожидали.. Вы себя считаете счастливым человеком?
- Не знаю. Во-первых, далеко не везде и не все получилось. Во-вторых, не все получилось так, как я хотел. Это со стороны, наверное, только так кажется… Я себе никогда не задавал такого вопроса - счастливый ли я. Но в общем, если говорить о главном - я хотел стать писателем и стал им. Тогда - да, получается, я счастлив. Ведь что касается писательства - это действительно было трудно. Это могло получиться, а могло не получиться. Могло рассыпаться в любой момент...
- Рассыпаться? Почему?
- Ну как почему? Это же дело непредсказуемое. Одну книжку задумал - а она не написалась. Не пошла. Называется это творческим кризисом.
- И как вы из этих кризисов выходили?
- Садись, скотина, и пиши. Брал себя за шиворот. Отводил к столу, заставлял работать. Я всегда знал, что это единственное, что я умею по-настоящему. И если я не буду этим заниматься - тогда зачем на земле этой грешной живу?
- То есть, не только вдохновение, но и ремесло?
- Ой, вдохновение... Мне нравится одна история. У Чайковского один молодой музыкант спросил, что такое вдохновение. Петр Ильич ответил: "Не говорите глупостей, молодой человек. Работать надо".
- Отряд занимал у Вас столько времени...
- Многое, конечно, не успел в жизни из-за этого. Хорошо бы съездить за границу - а тут практика. Отдохнуть бы - тут еще что-то. Фильм снимаем, яхту строим, в поход идем. Но я никогда не жалел об этом, потому что делал все с довольствием. Всегда радовался, когда спускали на воду очередной парусник. Но многое, конечно, пришлось упустить. Кто-то за это время объездил полмира, кто-то купил себе несколько дач. Но единственное, что я действительно успел - книжки я писал всегда, не уступая времени. Сам думаю - когда я успел столько написать? Как смог?
- Как у Вас выглядел рабочий день?
- Вскакивал, садился, начинал писать. Через день: день писал, день в отряде. Когда был в "Каравелле", занимался отрядными делами, не переставал думать о книге, которую создавал. Сейчас пишу гораздо реже - но не потому, что времени нет, просто как-то устал. И еще исчерпал себя. У меня около сотни крупных повестей и романов. Смотрю на полки и осознаю, что я успел сказать то, что хотел. Не все из того, что я создал - это хорошо, я отдаю себе в этом отчет, но при этом у меня продолжают переиздавать книги. А значит, их читают - издатели сегодня не будут ничего делать просто так. Издают "Оруженосца Кашку", которого я написал более полувека назад. Вырастают новые дети. Разве я мог думать в 1965 году, что эта книга будет кому-то интересна через полвека?
- Было желание переписать себя?
- Нет. Как родилось - так и живет. Я лучше что-то новое сочиню. Возможно, по молодости что-то было недоделано, но переписывать я не буду.
- Часто перечитываете свои книги?
- Да, часто. Я не понимаю авторов, которые говорят: "Как только я написал свою вещь, я тут же теряю к ней интерес"... Да как так можно? Если я пишу об этих героях, они мне становятся родными, близкими людьми. Я создаю свой мир, и мне нравится в этот мир возвращаться. И я перечитываю, чтобы вернуться в компанию близких мне людей. Мне там хорошо.
- А на литературную составляющую смотрите, когда перечитываете?
- Нет, пусть этим занимаются критики.
- Вы же к ним серьезно не относитесь?
- Нет. Пусть они сами к себе серьезно относятся.
- Пишете ли вы сейчас стихи? Вы говорили, что они для вас второстепенны по отношению к прозе...
- Они всегда рождались, если надо было для повести. А так, случайно - очень редко. Сейчас есть несколько, но все недописанные.
- Когда впервые подумали, что писательство может стать вашей профессией?
- Я закончил университет. У меня дипломная работа была творческая - подборка рассказов. Эти рассказы мои преподаватели отдали в издательство, где мне предложили сделать сборник. Он вышел, и мне все стали говорить, что неплохо получается... В тот момент я подумал, что это может стать моей профессией. Но всерьез я об этом задумался не раньше, чем когда меня приняли в Союз писателей. Раз член Союза - все, никуда не денешься, удостоверение в кармане.
- Много ли идей, задумок, которые так и не реализовались? Что еще хотелось бы сделать, но не удалось?
- Куча. Но я их не буду уже никогда реализовывать. Частично я раскрыл их в других книжках. В принципе, я написал все, что было задумано. Сейчас я сижу над последней книгой - но даже не знаю, надо ли ее заканчивать, потому что боюсь, что начну повторяться. Хотелось бы снять несколько фильмов по моим книгам. Но этого как-то не получалось. Недавно пытались снять "Бегство рогатых викингов", насобирали денег и исчезли. А фильмы, которые выходили - все бездарные. Единственный более-менее профессиональный - "Колыбельная для брата". Я бы очень хотел, чтобы вышел хороший фильм. Часто интересуются разные российские и иностранные компании. Вот недавно одна хотела снять "Ковер-самолет". Но, говорят, действие хотим перенести в наши дни. "Детям сейчас нужны супергерои, экшн". Я говорю: "Вы что, хотите превратить "Ковер-самолет" в боевик"?
- Как вы относитесь к тому, что ваши книги изучают в школе, включили в программу?
- Когда книги попадают в школьную программу, они становятся обязаловкой, их требуют читать, анализировать, ставят за них двойки. Я не хочу, чтобы за мои книги ставили двойки. Пусть лучше, кому интересно, их берут в библиотеке и читают...
- Зато для каждого поколения пятиклассников Вы каждый год "рождаетесь знаменитым"...
- Все равно. Дело в том, что для меня мои книги и строгая учительница - вещи несовместимые.
- Вас уже давно называют живым классиком.
- Пока живым (смеется).
- Библиотеки в Вашу честь называют, фестиваль Крапивина проходит... Вы сами ощущаете, что вы - классик?
- Никогда в жизни. Классик - это Гомер. Пушкин классик. Классики - те, кто давно уже померли и остались в памяти людей, продолжают им нравиться и чему-то доброму их учат. Я еще пока живой. Все это слова, на самом-то деле. Дописать бы книжку...
- Вы ежегодно читаете работы, которые присылают на премию Крапивина. Что скажете об уровне работ, о уровне детской литературы?
- Я читаю и понимаю, что у нас немало талантливых авторов. У литературы есть будущее. Но с другой стороны - этим авторам же не дают развиваться. Чтобы авторы могли заявить о себе, их надо печатать. А им не дают возможности выйти к читателям. В пору моей молодости, когда я постоянно печатался в журнале "Пионер" и "Уральский Следопыт", это был прямой путь к читателям и издателям. Если тебя приняли и напечатали, а печатали только лучшее, ты просыпался известным в стране. В "Пионере" тираж был полтора миллиона, в "Следопыте" - тысяч шестьсот. Была единая сеть журналов, и по мне - это было хорошо, это всех объединяло. Сейчас нет у нас такого объединяющего фактора. Я везде пытаюсь пробить мысль, что надо возродить детские журналы - типа "Пионера и "Костра". Те, за которыми ребята бы охотились, ждали, когда придет очередной номер. Чтобы там печатались детские произведения, чтобы там работали лучшие авторы и лучшие иллюстраторы. Это же формирует у человека вкус, привычку читать, кругозор...
- Чего же не хватает? Денег? Людей?
- Это просто никому не надо. Нет ощущения и понимания, почему это важно. Ну и, конечно, как и всегда, говорят - не хватает денег. Уже осточертело слышать эту отговорку.
- В детской литературе нужна государственная поддержка?
- В детской литературе без государственной поддержки ничего не получится, потому что на детской литературе не заработаешь. И еще нужна поддержка общества, которое заинтересовано в воспитании нового поколения. Воспитывать его в ожидании какой-то прибыли невозможно.
- Недавно вот президент России подписал указ о создании нового движения наподобие пионерии...
- Пока для меня известен только факт. Но какова будет объединяющая идея? Куда они будут двигаться? Пока ничего не ясно. У меня есть книга "Струна и люстра". Я там попытался изложить мысли свои на этот счет. И я писал, что сверху возможно только помочь, а навязать что-то - нет. Тем более сейчас, когда дети куда более самостоятельные. Их силком в эту организацию не загнать. Нужна идея, за которой захочется пойти.
- Дети шестидесятых - девяностых и современные - разные?
- Дети всегда дети. Есть, конечно, различия в интересах, связанные с развитием технологий. Но это материальные различия, а в духовном плане.. Дети всегда о чем-то мечтают. Всем хочется какой-то экзотики, путешествий, приключений, всем нужны настоящие друзья рядом. Это всегда было и будет - и в древние времена, и сейчас. Как писал Владимир Луговской, "Умирают царства на земле, детство никогда не умирает".
- Меняется даже сам принцип коммуникаций - дети сейчас все реже бегают на переменах, они сидят в телефонах и пишут в соцсетях как раз тем, с кем могли бы сейчас бегать...
- Разные дети есть. Несколько лет назад в Тюмени снимали фильм "Летчик для особых поручений" по моей повести. Режиссер отобрал для съемок детей из какого-то элитного лицея. Они такие... несколько рафинированные. Но очень умные, талантливые, хорошие в принципе ребята. И тут появляется компания - как будто из моего детства, из пятидесятых. Босые, чумазые, в мятых рубашках. И из комьев глины начинают лепить какие-то маски - типа индейских. Между собой переговариваются, шумят... Я наблюдал за ними - у них какая-то особая взаимосвязь, так и в моем детстве было. Оказалось - ребята с тюменской окраины. Я с таким удовольствием с ними пообщался...