Сибирь / Эксклюзив 23 июня 2022 г. 13:29

Научный руководитель Сибирской школы геонаук ИРНИТУ Александр Паршин:

"Геология в современном мире - это социальный лифт"

Сибирская школа геонаук (SSG) - первый исследовательский институт нового формата в составе Иркутского национального исследовательского технического университета (ИРНИТУ), и одновременно - геологическая корпорация, специализирующаяся на рудной геологоразведке. Совместно с партнерами ИРНИТУ по консорциуму геошкола является основным актором стратегического проекта в рамках программы "Приоритет 2030", в которую Иркутский политех был включен осенью 2021 года вместе с 106 ведущими вузами РФ.

В настоящее время SSG ведет масштабные научные исследования и реализует оригинальные образовательные программы. Цель исследований и разработок - создать максимально полный комплекс новых геологоразведочных технологий с низкой себестоимостью, и на этой базе - организовать собственные геологические проекты по модели юниорного бизнеса. Подробнее об этом рассказал в интервью "Интерфаксу" научный руководитель Сибирской школы геонаук ИРНИТУ Александр Паршин.

"Геология в современном мире - это социальный лифт"
Фото Андрея Семакина предоставлено ИРНИТУ

- Сибирская школа геонаук сегодня - один из флагманов ИРНИТУ. Вы быстро развиваетесь и ставите амбициозные цели, но в чем ваше отличие от других предложений геологического образования в России?

- Мы предлагаем иной образовательный результат. Программа ранней карьеры, созданная в Школе, предоставляет возможность студентам любых курсов и специальностей пройти конкурс и построить индивидуальную карьерную траекторию: исследовательскую, инженерную. За время обучения студент может пройти карьерный путь от лаборанта или техника до полноценного инженера, и выйти из университета не просто "человеком с дипломом", а молодым профессионалом, которого уже знают в профессиональном сообществе.

По нашему мнению, хорошее инженерное или исследовательское образование сегодня невозможно без вовлечения в реальные проекты. Ведь знания у студентов формируются только в том случае, если сведения, которые им дают преподаватели, они немедленно применяют в деле: проводят исследования, готовят научные доклады, участвуют в производственных проектах. Чтобы обеспечить студентам такую возможность, нашему институту пришлось встать в позицию крупной геологической компании и постоянно реализовывать значительные объемы интересных, разноплановых геологических проектов. В результате к моменту окончания вуза у наших студентов уже есть реальный стаж работы. Если студент на первом курсе пришел к нам - у него будет 4,5 года стажа к окончанию университета. Он будет находиться в другой квалификационной категории, и его капитализация будет значительно выше, чем у сверстников.

Для того, чтобы у студента была мотивация развиваться, а не просто освоить какой-то один вид профессиональной деятельности, у нас в Школе есть внутренняя система карьерного роста. Сначала все студенты поступают на должность лаборанта-исследователя. Когда они выполнят определенный объем работ и покажут результат - сделают доклады на семинарах, подготовят публикации, примут участие в производственных проектах, проявят лидерские или профессиональные качества - они переводятся на ставку старшего лаборанта-исследователя, где зарплата выше. Далее, если студент стабильно показывает хорошие результаты в учебе, практике и научной деятельности - на 4-5 курсе он сможет претендовать на должность инженера.

Таким образом, еще до выхода из университета студент становится полноценным участником профессионального геологического сообщества с бэкграундом, полученным на конференциях, в ходе подготовки публикаций для научных изданий. Уверен, квалификация выпускников Школы не вызовет сомнений у будущих работодателей.

- Такая образовательная стратегия сделала Сибирскую геошколу геологической корпорацией?

- Да, в настоящее время мы полностью обеспечиваем кадрами свои исследовательские и производственные программы. Благодаря кадровому воспроизводству мы можем одновременно вести большое количество геологических проектов в разных частях страны - от Кольского полуострова до Камчатки, от Таймыра до Центральной Азии.

В этом году в проектах Школы задействованы 147 подготовленных студентов, не считая "взрослых" специалистов и профессоров. Такой штатный состав вряд ли может позволить себе хоть одна геологопоисковая компания России!

В отличие от сезонных рабочих, студенты мотивированы на качественный и постоянный труд, ведь в случае небрежного отношения они будут исключены из программ Школы. Если сервисные компании заточены на получение прибыли, мы как университет имеем возможность выбирать не самые коммерчески выгодные проекты, а самые интересные, сложные, комплексные, расположенные в необычных местах. С нами можно исследовать вулканы Камчатки, плато Путорана, Арктическую тундру... Это не только интересно, но еще и дает большой практический опыт.

- Не рано ставить вчерашних школьников в такие жесткие условия?

- Они уже не дети. Они - геологи. Приведу пример - студентки первого курса успешно участвовали в зимних атмогеохимических исследованиях в рамках учебных дисциплин, успешно сдали две первые сессии, а затем хорошо показали себя на полевой практике. Студентам, которые преуспевают во всех видах деятельности, первым предоставляется право выбрать производственный проект. Один из проектов в тот год был связан с поисками рудных месторождений в районе плато Путорана - уникального красивого природного объекта на Таймырском полуострове. Туда хотели поехать все. Брать девушек, конечно, никто не хотел - там полярная тундра, Арктика, медведи ходят, холод и ветер под 30 м/с бывает. Но правила Школы нарушать нельзя. Они очень хотели на плато Путорана, они имели право выбора, и они поехали. И тут мне начинают писать их мамы: "Александр Вадимович, моя дочь впервые три дня со мной не на связи. Что делать? Они же дети". А я отвечаю: "Они уже не дети, им уже есть 18 лет, они - геологи, почти профессионалы. Они подписали контракт, они работают. На связь они выйдут, но только когда над ними спутник пролетит". Но у меня на душе все равно не спокойно. И мы решаем с Ольгой Леонидовной Качор - это руководитель департамента геоэкологии - слетать на плато, посмотреть. А лететь - сначала через Новосибирск в Норильск, далее вертолетами. Но добрались. На плато стоят палатки, техника, аппаратура, народ работает. Наши девочки рассказывают: первые 10 дней мы думали, что не выживем здесь, а теперь нам так нравится, что мы готовы тут остаться жить. Они реально больше двух месяцев там проработали - приехали, когда были белые ночи, и уехали с полярным сиянием.

Некоторые из таких "стремящихся" ребят уже на 2 курсе переходят на ставку лаборанта-исследователя, а это уже 20 тыс. рублей. Плюс к этому повышенная стипендия за научную деятельность - еще 14 тыс. рублей. И вот студент в 19-20 лет круглогодично нормально зарабатывает по своей профессии. Подчеркиваю, зарабатывает. Кроме того, коммерческие проекты - это отдельные деньги. Мы оплачиваем такие работы по рыночной цене.

- Сколько у вас сейчас коммерческих проектов?

- В этом году 16 крупных комплексных проектов по всей России, и еще два-три - за ее пределами. Это довольно много. Плюс небольшие тематические проекты. Мы работаем преимущественно в рудной отрасли.

Наша программа разработок направлена на создание методологического и технического базиса, позволяющего сократить сроки геологического изучения поисковых площадей, вне зависимости от уровня сложности природных условий, всего до одного полевого сезона. От стадии "зеленого листа" до оценки ресурсов по высоким категориям. Или обоснованной отбраковки участка по неперспективности. Для ее реализации нужны десятки и сотни младших исследователей-студентов на постоянной основе.

- Как организована современная геологическая разведка в ИРНИТУ?

- На первой стадии, когда выбирается участок, это одновременно и глубокое научное знание геологии и генезиса месторождений, и Big Data. Это фундаментальные компетенции, с точки зрения понимания, как в каком регионе мира месторождения формировались, какие у них поисковые критерии, и как в доступных источниках данных они могут проявиться. Дальше к этому подключаются системы искусственного интеллекта, которые помогают нам анализировать большие объемы разнородной геоинформации, поскольку человеческих возможностей не хватит отсмотреть все материалы.

Например, в этом году нас интересуют порфировые системы Забайкалья, перспективные на медь, золото. Это могут быть и "слепые", не выходящие на поверхность, объекты - их не найти умом и молотком. Но косвенные, и даже прямые, признаки перспективной геологической ситуации можно найти в архивных материалах, данных дистанционного зондирования Земли, в региональных геофизических картах и прочих уже существующих данных. Но для этого их нужно собрать, систематизировать, определённым образом комплексно обработать и проанализировать. Мощное наследие советской геологии дает нам значительные объемы информации регионального масштаба, которую нужно актуализировать, детализировать за счет современных возможностей. Прогнозирование мест, где следует выбирать поисковые площади - большая и сложная работа, очень ресурсоемкая на стадии подготовки данных.

Геология в современном мире - это социальный лифт. В ней всегда есть деньги, в отличие от многих других сфер деятельности. Это обусловлено запросом человечества, цивилизации. Мы никогда не сможем отказаться от полезных ископаемых, металлов. Сейчас мы ищем уран, золото, платину, без которых невозможно развитие современной промышленности. Сейчас будет бум по меди. Но через годы потребуются другие полезные компоненты, и в других условиях. Сегодня мы ищем на Таймыре, а через 20 лет - на Марсе. Но суть работы от этого не меняется. Геология вечна.

- Я думала, когда добывающая компании вас нанимает для геологоразведки, она уже имеет определенный участок для поиска.

- До недавнего времени так и было - компании "добивали" советское наследие. Но по мере исчерпания открытых месторождений встает вопрос геологических поисков в новых районах, и добывающие компании начинают заказывать региональное прогнозирование. Самостоятельно горнорудная компания не может сделать региональный прогноз перспективности. Для этого уже на стадии сбора данных нужны десятки рук, достаточно компетентных в геоинформационных технологиях (ГИС). Для среднего проекта - минимум 20 человек. Откуда 20 штатных ГИС-специалистов у добывающего бизнеса?

А Иркутский политех - один из немногих, и один из первых в России, который готовит кадры по направлению "Геоинформационные технологии" именно в геологической отрасли по трем уровням образования - специалитет, магистратура, аспирантура. Студенты со второго курса уже могут вести подготовительную работу в реальных проектах, постарше - заниматься расчетами, еще старше - глубокой обработкой данных. Профессора и аспиранты подключаются на стадии прогноза перспективности. Далее начинаются беспилотные технологии, которые позволяют выбранный участок быстро и с низкими затратами обследовать и понять - ошиблись мы или нет в прогнозе. Затем необходимы наземные геофизические и геохимические съемки для уточнения ситуации - а это хорошая полевая практика для ребят младших курсов. Сопровождают это все геологические съемки, которые студенты первых курсов делать не могут, тут нужна подготовка и квалификация, которую они получат ближе к окончанию образовательной программы. Геофизические работы также могут быть разной сложности - от простых рутинных измерений до вопросов, в которых компетентных людей в мире единицы.

Потом идет обработка данных, анализ. А затем - мы используем технологии мобильного бурения, которые позволяют лес не рубить, мерзлоту не портить и быстро получать результат. Это наша новая разработка, на которой мы были сосредоточены последние полгода.

- Расскажите подробнее, чем мобильное бурение отличается от классических работ?

- Чтобы оценить и разведать месторождение, необходимо произвести горные и буровые работы, достоверно установить контуры рудных тел. Геофизических методов, которые позволяют получать вероятностные модели геологического строения земли, здесь недостаточно. Нужно предъявить само вещество - золото, медь, уран и т.д. А значит - нужно бурить, доставать керн. В классическом варианте - это бульдозеры, которые таскают контейнеры с буровыми установками на санях, и вездеходы-водовозки, для которых прокладывают дороги. Естественно, экологии наносится непоправимый ущерб.

На космических снимках видно, как была изуродована тайга Восточной Сибири, когда там нефть искали. Далеко не везде нашли, кстати. Но тысячи километров леса квадратами изрубили и вездеходами изъездили. И теперь с каждым годом мы наблюдаем все больше лесных пожаров, обмеление рек. Почему? Потому что деградируют болотные системы тайги, которые накапливали влагу за зиму, и летом постепенно ее отдавали. Теперь там все высыхает, тайга горит.

За счет роботизированных систем, мобильных технологий и легкой вездеходной техники мы отказались от огромных поисковых партий советского образца. Людей и технологии забрасываем вертолетами. В том числе, и легкие буровые станки. Производим укрепление грунта буровых площадок - геосетка, геотекстиль. Воду не возим, а качаем из водотоков насосами, даже на километры. Соответственно - минимизация экологического ущерба на стадии поисков.

Кроме того, это удешевление разведки. Например, во многих районах Арктики буровые работы проводят зимой, когда можно по тундре, и через замерзшие реки ездить тяжелым вездеходам. Но бурить при минус 50 и бурить при плюс 20 - это совершенно разные затраты.

У нас есть легкие переносные станки с глубиной бурения до сотен метров. Наш самый тяжелый станок - 3,5 тонны, глубина - 400 метров. Зачастую больше не надо, нецелесообразно для добычи.

Мы стараемся к природным геосистемам относиться бережно, чтобы избежать глобальных климатических последствий. Это тоже наш принцип: не навреди окружающей среде. Его мы стараемся прививать студентам с первых дней обучения.